.jpg)
Когда проходная пешка белых собиралась вступить на последнюю горизонталь, у нее от волнения перехватило дыхание...
В разгоряченной пешечной памяти, как на электронном табло, установленном в игровом зале, то и дело вспыхивали картины недавних событий. Первый ее ход, вопреки советам соседей справа, и второй, назло желчной интриганке слева. И та ужасная минута, когда она чудом разминулась со взбесившимся конем; и надменная, растолстевшая ладья из свиты короля, обозвавшая ее «выскочкой», и страх одиночества, когда соседки ее погибли, попав в ловушку, а она, чудом уцелев, оказалась во вражеском лагере. Не забыла она и бесконечно долгого ожидания чего-то ужасного, когда, сжавшись в комок, притихла на своем поле.
Судьба оказалась к ней благосклонна. Ценою жизни пешку освободил офицер королевской гвардии. Умирая у ее ног, он успел сказать, что королева стала жертвой дворцового заговора.
– Ты теперь всё! – прошептал он.
Очутившись на свободе, пешка впервые оглянулась на проделанный путь. От картины, представшей ее взору, чуть не подкосились ноги; в центре обороны белых зияла большая брешь, в которую устремлялась конница черных, поддерживаемая артиллерией, остатки королевской охраны отчаянно сдерживали попытки вражеских слонов пробиться к дворцовым воротам. Ладья же, оскорбившая ее в начале игры, преспокойно отсиживалась в углу.
Больше пешка не оборачивалась. «Только бы успеть!», – шептала она, как заклинание. Воспользовавшись тем, что силы черных были брошены на взятие дворца, она беспрепятственно двигалась к цели. Да, ее и всерьез-то никто не принимал. Подумаешь, пешка.
Заметили ее перед последней горизонталью, когда помешать ей никто не мог. А, заметив остолбенели. Воцарилась такая тишина, что каждый слышал стук своего сердца. Побледнели лица врагов, просияли лица друзей. Ненавистная ладья в углу упала в обморок, и никто не поспешил ей на помощь. Взоры всех были обращены к проходной пешке.
А она, желая продлить сладостную минуту, медлила.
– Вот оно свершение желаний, – думала пешка. – Могу стать кем угодно, – распаляла она себя. – Но не становиться же и в правду лошадью, – скривила губы пешка, – и всю жизнь провести на конюшне, пусть даже королевской.
– Конечно, жалование у офицеров королевской гвардии солидное, и красавицы с них не сводят глаз, но случись война – опять в огонь. Нет, увольте.
Ладьей, после всего случившегося, ей и вовсе не хотелось становиться.
– Нет, нет. Только королевой. – сделала окончательный выбор пешка.
Она повернулась, чтобы послать своему будущему супругу воздушный поцелуй, и увидела мертвецки бледное лицо короля, его расширенные от ужаса глаза, кричащие о благоразумии. Но было поздно. В следующее мгновение белые сдались. А ведь превращение проходной пешки в коня гарантировало им боевую ничью...
Черные праздновали победу. Во дворце гремела музыка. Ставшая еще надменнее ладья вальсировала с королем. Тщетно искали среди приглашенных проходную пешку. У бедняжки не было ни желания, ни сил возвращаться. Присев на краю доски, она горько плакала.
Владимир Багров, член Союза журналистов России
